Глава 14
Сенна все больше беспокоилась об императоре.
Естественно, у нее была в этом личная заинтересованность. За почти что два года во дворце она привыкла к роскоши. Но её пребывание там зависело не только от милости Лондо, но и от крепости его здоровья.
Были и другие причины. Сенна чувствовала, ощущала каким-то образом, что Лондо действительно был способен многого добиться. Он хотел так много сделать для своего народа. Он любил Приму Центавра так страстно, как никто больше во всем дворце.
Конечно, это не имело особого значения, ведь Сенне не слишком нравились остальные обитатели дворца. Дурла казался вездесущим. Его холодные беспощадные глаза следили за Сенной, словно глаза хищника, выслеживающего беззаботную жертву. Правая рука Дурлы, Кастиг Лион, был не лучше. Еще был Куто, новый министр информации, назначенный Дурлой. Сенна могла бы сказать, что основная деятельность Куто заключалась в утаивании правдивой информации… или, по крайней мере, в том, чтобы препятствовать свободомыслию.
С высоты своего положения в обществе Сенна ясно видела, как постепенно исчезали те, кто пытался высказываться против навязываемой народу политики правительства.
Народ. Великий Создатель, помоги ему.
За время своего пребывания во дворце Сенна делала несколько вылазок в город. Ей хватило благоразумия переодеваться в свою любимую простую и относительно неброскую одежду, оставив за собой богато отделанные и искусно сшитые платья. То, по каким местам она бродила, увы, почти наверняка вызвало бы неодобрение Лондо. И ее очень беспокоило то, что приходилось там слышать.
Там постоянно гневно отзывались о Межзвездном Альянсе, это были душевные раны, которые никогда не заживали. Она вспомнила ребенка, у которого не было одной ноги по колено. Ногу раздавило упавшим обломком, и ее пришлось ампутировать. У его родителей не было денег на протез. Она вспомнила рассказ женщины, которая больше не могла заснуть, потому что просыпалась от малейшего шума, раздававшегося в ночи, думая, что это падают бомбы. По затравленному виду этой женщины Сенна видела, что та ничего не преувеличивала. Сердца девушки разрывались от боли при виде этого, и ей хотелось сделать все, что в ее силах, чтобы помочь этим несчастным.
Несмотря на то, что все они по-разному рассказывали о своем ужасе и подавленности, их нынешнее настроение было очень схоже. Обида на Межзвездный Альянс до сих пор не угасла, и теперь, когда Прима Центавра постепенно восстанавливалась, Сенна поняла, что у этого восстановления была определенная цель. И этой целью была подготовка ответных ударов по Альянсу. Как именно это произойдет, никто не представлял. Это больше походило на подспудную ненависть, насквозь пропитавшую Приму Центавра.
На самом деле Сенна питала к Альянсу не больше любви, чем другие центавриане. Но некоторые аспекты её образования, то, чему она научилась за недолгое время, проведенное в обществе Телиса Элариса (о котором она продолжала вспоминать, по крайней мере, раз в день, всегда испытывая при этом чувство потери и горя), заставило ее понять, что путь, на который, казалось, ступила Республика Центавр, вряд ли был верным. Он только мог привести к более тяжелым бедствиям. Приму Центавра сровняли с землей, но, по крайней мере, большинство граждан республики остались в живых. Им разрешили провести восстановление, и теперь экономика подавала признаки - слабые, но верные - что восстановление началось.
Если в один прекрасный день Республика снова возьмется за прежнее и вступит конфликт с Межзвездным Альянсом, то последствия будут гораздо серьезнее. Это было бы так уместно, так поэтично, если бы незаконные масс-драйверы - устрашающей силы оружие, использующее обломки астероидов для бомбардировки поверхности планет - были бы обращены против Примы Центавра, так же, как некогда центавриане применили их против нарнов. Если бы Альянс воспользовался этим оружием, на Центавре никого не осталось бы в живых. Вместо того, чтобы восстанавливать свое былое величие, центавриане оказались бы на грани вымирания. Все, что было у Примы Центавра, всё, чего они достигли, хорошего и плохого, всё бы обратилось во прах и было предано забвению.
Сенна этого не хотела, но она не знала, что нужно предпринять, чтобы это предотвратить. Одна-единственная женщина не может удержать Центаврианскую Республику от массового самоубийства. Но именно это и произойдет, если Прима Центавра будет продолжать идти по нынешнему пути.
Оставалось надеяться лишь на то, что ей удастся повлиять на императора. Но он с каждым днем все сильнее отдалялся от нее.
Да, иногда хорошие дни все-таки случались. Бывало, Лондо подшучивал над ней, смеялся, нежно, по-родительски, щипая ее за щеку. Иногда он рассказывал ей истории о прежних временах Республики или приводил несколько примеров из собственной необычайно богатой коллекции слегка пошлых шуток. Короче, иногда император был тем, рядом с кем ей искренне хотелось находиться.
Но в остальное время… в общем, он смотрел на нее так, как будто находился на дне очень глубокого колодца. У Лондо был странный взгляд, как будто он видел собственное будущее. Очевидно, будущее это было весьма неприятным и нежеланным.
Сейчас, приближаясь к кабинету императора, Сенна надеялась, что ей удастся застать Лондо в хорошем настроении. Если это будет так, то она могла бы поделиться с ним своими опасениями относительно будущего Примы Центавра. Во всем дворце больше не было никого, с кем бы она могла поговорить более-менее откровенно. Остальные, к сожалению, были политическими интриганами, которые могли использовать то, что она им скажет, против нее самой. Сенна не хотела давать своим потенциальным врагам оружие против себя. Но император…
Императора, по некоторым причинам, она не боялась. Напротив, она боялась за него.
Сенна заглянула в кабинет и увидела, что он лежит, навалившись на стол. На короткое мгновение она подумала, что он умер. А потом Сенна услышала храп и поняла, что Лондо жив, хотя в это с трудом верилось.
Затем ей вдруг в голову пришла ужасная мысль: "Жаль, что он не умер. Он бы хорошо сохранился". Она тут же одернула себя за такую мысль. Что за глупости приходят ей в голову, особенно сейчас, когда императору так тяжело на душе?
Сенна задумчиво рассматривала его, мечтая найти способ понять, что у него на уме. Почувствовать, что он думает, унять его боль. Сделать всё, что в ее силах, чтобы помочь этому, в сущности, хорошему человеку. Или, по крайней мере, понять, что его гложет.
Затем она заметила, что Лондо над чем-то работал.
Его рука на чем-то лежала.
Она не осмелилась дотронуться до него, чтобы отодвинуть руку и получше разглядеть то, что он держал, но тут Лондо, будто почувствовав ее взгляд, сам пошевелился. Рука соскользнула со стола и плетью повисла вдоль бока.
Сенна присмотрелась внимательнее и увидела, что это была книга. Книга, которую он, по-видимому, писал от руки. Весьма, весьма старомодно. Как ей казалось, большинство предпочитало инфокристаллы и тому подобное. Ей оставалось только гадать, зачем он решил работать в такой архаичной манере. Возможно, он чувствовал, что таким образом вкладывает в эту работу что-то личное. Или, быть может, его вдохновили известные исторические книги: большинство из них были написаны императорами прошлого от руки. Продолжая эту традицию, он чувствовал, что, в своем роде, является живой связью с прошлым.
С чисто практической точки зрения, он собрал все свои записи в этой книге, которую мог носить с собой, и это значило, что все его мысли и наблюдения всегда были у него под рукой. Когда подобные вещи хранятся в компьютере, пусть даже в виде личного файла, всегда существует вероятность того, что кто-то сумеет проникнуть в систему и получить доступ к этому файлу.
Ей захотелось взять книгу и посмотреть, что там написано. Вряд ли что-либо может ей сейчас помешать, разве что совесть. Было ясно, что работа над книгой еще не закончена, вряд ли Лондо придется по душе, что кто-то увидит это до того, как он ее допишет.
Это уж точно…
Ну… если не перелистывать ее, то вряд ли это будет столь явным преступлением. Она просто посмотрит на то, что уже было открыто. И кто будет её за это винить? Она же не станет об этом болтать на каждом углу. К тому же, Лондо наверняка рано или поздно собирается это опубликовать. Какой толк от записей, если их никто не будет читать? А ведь это были исторические хроники, Сенна была в этом уверена. Потому что она… в общем… она случайно посмотрела на титульный лист и увидела слово, осторожно выведенное почерком Лондо. Затем, еще более осторожно, Сенна положила книгу обратно и посмотрела на то, что он только что написал. Тетрадь была заполнена наполовину. Очевидно, Лондо много работал над ней.
Сенна принялась читать, не дотрагиваясь до страниц. Но, увидев, о чем идет речь, она удивленно расширила глаза.
Минбар! Император был на Минбаре! Она вспомнила, что он улетал с Примы Центавра около пяти месяцев назад. Его поездка не афишировалась и была весьма неожиданной. Дурла пытался сделать вид, будто об этом знал заранее, но даже он, казалось, был застигнут врасплох.
Лондо отсутствовал около трех недель, и это вызвало некоторое смятение и пересуды при дворе, хотя Дурла изо всех сил старался это пресекать. А потом, спустя некоторое время, император вернулся. Сенна поняла, что именно тогда заметила, насколько он изменился. Казалось, Лондо… стал ниже ростом. Он был весь какой-то съежившийся. Сенна не могла понять причин, но была уверена в том, что ей это не почудилось. Произошло что-то очень скверное, и теперь она выяснит, что же это было такое. То, что так огорчило императора, должно быть, случилось на Минбаре.
Забыв про свое прежнее намерение, девушка отмела в сторону все свои ложные разногласия и принялась за чтение. Она по-прежнему не прикасалась к книге, будто это прикосновение могло как-то нарушить уединение. Вместо этого Сенна оперлась локтями о стол и погрузилась в чтение.
Вероятно, Лондо ездил на Минбар для того, чтобы встретиться с Деленн и Шериданом. Деленн ждала ребенка, и в том месте, где начиналась страница, Лондо говорил о встрече с президентом Межзвездного Альянса и его "милой женой".
Сенна продолжила чтение:
"Было ясно, что в моем присутствии они вели себя настороженно. Я видел это в глазах Шеридана, чувствовал даже тогда, когда он не смотрел на меня. Он был полон подозрений и недоверчив. Полагаю, мне не стоит винить его за это. Они не ожидали, что я вот так запросто приеду на Минбар. Теперь я был здесь, и они не знали, чего от меня ждать. Особенно трудно было Шеридану. Он-то считал себя отличным стратегом, а мое появление на Минбаре не вписывалось ни в какие ворота.
Что же до меня… у меня были собственные трудности, мои собственные "тайны". Не то чтобы я был взволнован больше обычного, вынашивая свои собственные планы, но, определенно, я был более оживлен, чем необходимо. Это, конечно же, только вызвало еще больше подозрений.
Мы сидели в гостиной, которая, должен я заметить, не отличалась особой роскошью. Время, проведенное во дворце на Приме Центавра, показало мне, что он был для меня скорее тюрьмой, нежели домом. Но, по крайней мере, это была роскошная тюрьма. Местная еда, как я подозревал, была совершенно несъедобна. Даже самые тщательно приготовленные минбарцами деликатесы были, в лучшем случае, постными. Но я с улыбкой все это ел, пока мы говорили - уже в который раз - о том, насколько Деленн и Шеридан удивлены моим визитом. Удивлены… и несколько смущены. Когда я отметил это, они, конечно же, стали это отрицать. Они старались быть вежливыми. Учитывая цель моего визита, такое беспокойство выглядело странным.
Мы завели разговор о том, что вообще удивляет людей.
- Оборотная сторона положения императора, - добавил я, - или президента, в вашем случае… это то, что на свете существует не так уж много людей, которые рады видеть вас на этом месте. Они приходят в ярость от того, что вы всё еще живы, помимо того, что занимаете высокий пост. Знание того, что с каждой моей удачей они понемногу умирают в душе… доставляет мне необычайное удовлетворение…
Шеридан бросил в сторону Деленн смущенный взгляд, а потом выдавил на своем лице вежливую улыбку.
- Я никогда не смотрел на это с такой стороны, - произнес он.
Я вспомнил те взгляды, которыми меня награждали мои министры, их хитрые глаза, смотревшие мне в спину, когда я проходил мимо, чувствуя, что они мечтают вонзить кинжал в мою спину.
- О, у вас еще всё впереди, - заверил я его.
Повисло неловкое молчание - еще одно за этот вечер - а потом в разговор вступила Деленн:
- Поймите меня правильно, император Моллари…
Я укоризненно покачал пальцем.
- Пожалуйста, зовите меня Лондо.
- Вы же сами сказали, что мы должны называть вас император Моллари, - произнес Шеридан.
Заметив выражение лица Деленн, я ответил:
- Вы не так искушены в подобных вещах, как ваша жена, - эти слова вызвали первую искреннюю улыбку за этот вечер. - Продолжайте, Деленн.
- Просто я хотела сказать, что за последнее время ваше отношение к нам… - она запнулась, подыскивая нужное слово, - … совершенно изменилось. Когда все мы были на Приме Центавра, вы говорили совсем иное…
Я пренебрежительно отмахнулся.
- Игра на публику, Деленн, ничего больше. Мне нужно было заставить мой народ собраться духом, чтобы начать долгий и трудный процесс восстановления. Есть политика, - тут я многозначительно посмотрел на них, - и есть дружба. А когда я услышал о том, что вы ждете ребенка и решили поселиться здесь… как же я мог не приехать сюда, чтобы лично поздравить вас?"
Когда Сенна прочитала это, ее сердца учащенно забились. В последнее время Лондо был таким мрачным, таким угрюмым. Неужели он мог по-разному относиться к своему народу и советникам? И в то же время искренне беспокоиться о своих друзьях? По каким-то причинам Сенне захотелось больше узнать о Лондо. О таком Лондо, который искренне желает примирения. Она уже видела, что это возможно, но не была полностью уверена в том, что ей нравится такой путь. Но Сенна понимала его. Говорить людям то, что нужно, чтобы их взбодрить. Да. В этом был резон. После всех сражений и бомбардировок… народ сильно в этом нуждался. В первую очередь, Лондо должен был позаботиться о населении, чтобы побудить его к действию, поднять его дух. И, если сначала это были отрицательные эмоции… что ж, по крайней мере, это было хоть что-то. Пока было так, он мог вертеть людьми, как ему вздумается.
Она снова уставилась в книгу и продолжила чтение…
"Деленн и Шеридан переглянулись, и я догадывался, о чем они подумали. Они надеялись, что я сказал им правду… но не были в этом уверены.
Полагаю, что не должен корить их за это. Я так долго жил среди лжи, что сам не был уверен в том, что такое - правда".
Лицо Сенны вытянулось, когда она прочитала эти слова. Такого она совершенно не ожидала. "…я так долго жил среди лжи". Что он имел в виду?
"Пока Шеридан и Деленн пытались скрыть свои истинные мысли, я лихорадочно размышлял о том, как бы нам поговорить… более откровенно. Все-таки, мне нужно было кое-что им сообщить.
- Хотелось бы произнести тост за вас, но мне нечего выпить. У вас не найдется немножко бревари, господин президент? Может, вы захватили во фляге чуточку вашего прекрасного земного виски?
- Нет, - ответил Шеридан, - так как алкоголь опасен для минбарцев, я решил оставить все свои запасы на Вавилоне 5.
Тут я вспомнил об этом и укорил себя за забывчивость. Ленньер как-то говорил мне о том, что алкоголь вызывает у минбарцев приступ необузданной ярости. Глупо. Как глупо, что я забыл про это. Теперь не было возможности достаточно… расслабиться для того, чтобы приступить к более откровенному разговору.
Я со слабой надеждой спросил:
- Уверен, что здесь есть хоть немножко…
- Ни капли, - твердо сказал Шеридан. - Удивлен, что вы не захватили с собой собственное вино…
Я бросил взгляд на свое плечо и почувствовал слабую тревогу.
- Мои союзники больше не позволяют мне такого удовольствия. Полагаю, они считают, что я и трезвый достаточно опасен. Не хотят усугублять положение.
Мы молча принялись за еду, а потом я почувствовал легкую дурноту, исходившую от этой проклятой связи. Но сейчас причина тревоги таилась где-то снаружи. Я поднял глаза и увидел эту причину. На меня смотрела Деленн, и ее глаза сузились, будто она заметила то, что не могла... конечно же, она не должна была… то, что ей было не позволено видеть. Пока что я…"
Сенна, смутившись, прекратила читать. Что бы это могло быть? Что такое "заметила" Деленн, чего не должна была видеть? Сенна могла только предположить, что Деленн интуитивно догадалась, о чем именно думает Лондо. Он хотел это скрыть, утаить свои цели. И все-таки он говорил о том, что ему приходилось "так долго жить среди лжи", и это очень обеспокоило Сенну. Видимо, Лондо не хотел, чтобы кто-либо стал ему близок. Но его фраза про "проклятую связь" озадачила ее.
"Пока что я ничего не предпринимал. Возможно… возможно, если она это заметила, если она знала и понимала… тогда они смогут принять нужные меры, будут осторожны.
И тут в моей голове зазвучал тихий голос, приказывающий действовать без промедления. Это не было выражено в словах, просто у меня возникло ощущение, что мне надо это сделать… как бы меня ни мучила за это совесть впоследствии. И я знал, что у меня нет выбора. Совершенно нет выбора…"
Его совесть. Лондо вступил в какую-то сделку со своей совестью. Возможно, он должен был сделать что-то, что могло нарушить доверие Шеридана и Деленн. Сенна была захвачена трагедией происходящего.
"Итак, Деленн, - торопливо произнес я, нарушив ее сосредоточение, и она пробормотала извинение. - Вы даже не спросили меня о подарке.
- Подарке? - переспросила Деленн. Она все еще была ошеломлена этим долгим взглядом в темные уголки моей жизни, а потом повернулась к Шеридану.
Президент, как всегда, вежливый, и, несомненно, старающийся держаться подальше как от великой Центаврианской Республики, так и от её не менее великого императора, произнес:
- Мы действительно не можем…
- О, этот подарок предназначен не вам, - быстро заверил их я. Потом я хлопнул в ладоши, и вошел один из моих слуг, держа в руках урну. Она была закрыта белой тканью, что вызвало определенное любопытство, особенно у Деленн. Есть несколько общих женских черт во всех расах, и любопытство было одной из них. Шеридан просто выглядел настороженным. Конечно, он умел скрывать свои эмоции.
Слуга поставил урну и вышел, а я широким взмахом руки снял с нее ткань.
Должен признать, что урна эта имела весьма впечатляющий вид, по крайней мере, со стороны.
Шеридан поднял ее, и всё, что я мог сделать - это подавить дрожь. Я постарался бодро произнести:
- Существует древняя центаврианская традиция - дарить эту урну наследнику престола в день его совершеннолетия. Это очень древний обычай.
- Она прекрасна, - сказала Деленн. - Но мы не можем это принять.
На самом деле я бы с радостью согласился с ними. Но вместо этого я произнес:
- Я настаиваю.
- А разве ее не хватятся на родине? - спросил Шеридан.
Они задавали так много вопросов, так много проклятых вопросов! Это было их забавной особенностью. Они никогда ничего не принимали просто так, никогда не верили другим на слово. Они продолжали спрашивать и проверять до тех пор, пока сами в этом не убедятся.
- Эта традиция мало известна за пределами дворца, - сказал я. - Так как у меня нет наследников, то после моей смерти, подозреваю, Центарум сделает все возможное для того, чтобы упразднить титул императора. Раз я являюсь пережитком прошлого и если все это устарело, то пусть эта урна окажется в руках тех, кто сможет оценить ее по достоинству.
Ложь перемешалась с правдой. Я в этом изрядно поднаторел. На самом деле не думаю, что императорский титул будет когда-либо упразднен. Слишком уж много было желающих единолично править на этом месте. Те, кто в силах убрать императора, сами настойчиво стремились облачиться в белое. Вряд ли стоит позволять им это.
К тому же… я помнил пророчество. Я знал, что после меня будет еще один император… по крайней мере, еще один…"
Это откровение на мгновение потрясло Сенну. Пророчество? Она читала книги центаврианских пророчеств. Некоторые женщины были признанными провидицами. Их предсказания были широко известны. Но она не могла вспомнить ни одного известного пророчества, в котором бы упоминалось о Лондо или о том, что титул императора когда-либо будет упразднен. Или это было какое-то личное толкование, сделанное специально для него?
Она надеялась, что следующие его слова прольют свет на то, что же это было за пророчество. Или на то, где он его получил. Но когда она нетерпеливо прочитала их, то испытала легкое разочарование.
"Тут вошел минбарец и что-то прошептал на ухо Деленн. Подозреваю, что он принадлежал к той же касте, что и Ленньер, потому что у него были такие же спокойные манеры. Деленн кивнула и поднялась из-за стола.
- Мне нужно отлучиться, - сказала она. - Если вы позволите.
На мгновение я подумал о том, что, возможно, каким-то чудесным образом Деленн догадалась. Что она действительно все поняла. Но потом, когда Деленн, не оглядываясь, вышла из комнаты, я осознал, что она осталась в благословенном неведении.
Шеридан повернулся ко мне лицом. Я надеялся, что он будет продолжать упорствовать, отговаривая меня от подношения подарка. Но он выбрал этот ужасный момент для того, чтобы дать мне побыть великодушным.
- Ну, раз я не могу вас отговорить от этого, - произнес Шеридан, - … что ж, спасибо. Когда я должен?..
Мне почудилось, что слова капали из моего рта подобно яду.
- Когда вашему ребенку, мальчику или девочке, исполнится шестнадцать лет, вот тогда вы и вручите ему эту урну.
- Вижу, что ее дно запечатано.
Великий Создатель, от этого человека ничего не ускользнет! Я скрыл свое волнение, пытаясь придумать подходящее объяснение.
- Да. Как мне сказали, в этой урне содержится вода, взятая из реки, которая текла около первого императорского дворца около двух тысяч лет назад.
Он был по настоящему заинтересован, осторожно поставив урну.
Мы поболтали еще немного, но с каждым мгновением я становился все менее возбужденным, мечтая поскорее убраться отсюда. Я чувствовал, будто стены сжимались вокруг меня. Мне стало трудно дышать. Я пытался убедить себя в том, что в этом повинна несколько иная атмосфера Минбара, но мне не удалось проигнорировать тот факт, что я явственно ощутил приступ паники. Внезапно я осознал, что если не уберусь подальше из гостиной, если не уйду прочь от урны, то сойду с ума прямо здесь, на этом самом месте. Это место назвали бы историческим: место, где великий император Лондо Моллари потерял разум, изнемогая от угрызений совести.
Я стал извиняться перед Шериданом, ссылаясь на важные дела на Приме Центавра, на то, что там не могут работать без меня. Я старался выглядеть очень занятым. Подшутил, заметив, как ужасно неудобно это благоговейное уважение. В течение всего этого времени мне хотелось просто поскорей убраться отсюда. Но меня беспокоило то, что подобное бегство может вызвать ненужные подозрения.
К счастью, скоро вернулась Деленн. Она, казалось, была расстроена и огорчена. Деленн вымученно улыбалась, ее приподнятое настроение моментально исчезло, но она изо всех сил пыталась вернуться к прежней непринужденной беседе. Когда мы шли по коридору по направлению к выходу, я уже был в самом разгаре прощания.
- Вы уверены, что не хотите еще остаться? - спросил Шеридан.
- Нет, мои обязанности очень обременительны, так же, как и ваши, - произнес я. - Но, полагаю, вам понравилось создавать величайшую империю в истории, не так ли?
Это было хорошее заключительное слово: милое, без комментариев, гладкое и молчаливое признание неизбежного величия Межзвездного Альянса. Я мог покинуть их с улыбкой, зная о том, что, по крайней мере, я останусь в их памяти таким же обаятельным и забавным Лондо, каким был в ранние дни на Вавилоне 5, а не той темной и замкнутой личностью, какой я стал сейчас.
Мне хотелось уйти без лишних слов… но я не мог заставить себя это сделать. Мне хотелось так много сказать… возможно, я никогда больше этого не скажу! Я чувствовал слабое шевеление, мягкое предупреждение, упрек, как будто кто-то говорил: "Держись на расстоянии. Ты сделал свое дело, искупил свою вину, а теперь уходи. Просто уйди".
Это еще сильнее побудило меня произнести те слова, которые я изрек с ужасающей серьезностью:
- Я хочу, чтобы вы все знали одно, поняли и сохранили это в своей памяти… вы - мои друзья и всегда останетесь моими друзьями, что бы ни случилось. И мне хочется, чтобы вы знали о том, как много значит для меня этот день, проведенный с вами.
Потом я ощутил их присутствие. Гвардейцы Дурлы, двое его самых верных последователей. Очевидно, Дурла имел представление о том, сколько времени я проведу с Шериданом и Деленн, полагаю, эта мысленная связь появилась у него по причинам, которых он не понимал до конца. Он приказал гвардейцам выждать какой-то определенный срок, а потом отправиться на поиски меня, и их появление было вежливым, но твердым напоминанием о том, кто за мною следит.
Слово "Иди" просочилось в мой мозг, и мне больше не нужно было смотреть на моих охранников: я и так знал, что они были здесь.
- Кажется, мне пора.
- Понимаю, - сказал Шеридан. Конечно же, на самом деле он ничего не понимал. Ему казалось, что он понимает, но это было не так. Совсем не так. И лучше бы он никогда это не понял.
Недопонимание Шеридана только подчеркнули его последние слова, которые он произнес, прощаясь со мной на поверхности Минбара. Ибо я знал, что если бы нам довелось встретиться в будущем, то скорей всего, это случилось бы на поле боя. Мы бы рычали друг на друга с экранов мониторов. Или, если бы удача отвернулась от Шеридана и его забросило на Приму Центавра, мы бы просто встретились как узник и тюремщик. Конечно, в моем случае было непонятно, кто здесь тюремщик, а кто - пленник. Я постоянно ощущал, что являюсь одновременно и тем и другим. Я был тем, кто вершит судьбы миллионов, и я был тем, чья судьба находится в руках других тюремщиков.
Но я знаю, что никогда не случится иначе. Я никогда не встречусь с Шериданом будучи его пленником, ибо, если это случится, я уже буду мертв. Они не оставят меня в живых.
Так что, когда Шеридан произнес свои последние, невероятно сардонические слова, мы мирно беседовали в последний раз.
- Вы всегда будете здесь желанным гостем, Лондо.
- Очень желанным, - эхом отозвалась Деленн.
Знаю, это были хорошие люди. Они заслуживали больше, чем я мог бы им дать. И все же… я это сделал. Помимо моего собственного ада, на который я сам себя обрек, в их будущем аду тоже была моя вина. Разве есть на свете более черная и запятнанная душа, нежели моя?
Мне с трудом удалось выдавить несколько слов.
- Благодарю вас… до свидания.
А потом я ушел, гвардейцы последовали за мной, держась по сторонам, провожая меня на мой корабль. Мне показалось, что Деленн и Шеридан принялись обсуждать Ленньера, как только я отошел достаточно далеко от них. Мне бы хотелось услышать больше. Он был славный малый, этот Ленньер. Мне довелось общаться с ним некоторое время. Кажется, он был единственным, кто после общения со мной остался, в каком-то роде, незапятнанным. У него была чистая и добрая душа. И я завидовал ему из-за этого.
Глядя в иллюминатор крейсера, я смотрел на исчезающий вдали Минбар, а потом, как обычно, услышал до боли знакомый голос. Ты…"
- Ты! Ты! Что ты здесь делаешь?!
Сенна, оцепенев, отпрянула назад, ее рука дрогнула и уронила книгу со стола.
Лондо проснулся и с болью смотрел на нее налитыми кровью глазами, в которых пылала ярость.
- Что ты делаешь? Как много ты уже прочла? Что ты читала?!
Сенна открыла рот, но ничего не сказала. Лондо так резко вскочил на ноги, что задел стол, опрокинув его на пол.
Он был не просто разгневан.
Он был в бешенстве.
- Я… я… - наконец, выдавила из себя Сенна.
Лондо схватил книгу и закрыл ее.
- Это личное! Ты не имела права… не имела права ее трогать!
- Я… я думала…
- Ты вообще не думала! Не задумывалась ни на мгновение! Что ты там вычитала? Я пойму, если ты мне солжешь, так что говори правду!
Сенна подумала о том, что еще совсем недавно считала, что нисколечко не боится Лондо. Теперь все изменилось. Никогда еще ей не было так страшно.
- Я читала о… вас, о Шеридане и Деленн. Вы подарили им урну…
- Дальше? - он вцепился в ее плечи и встряхнул, в его глазах появилось такое смятение… она вспомнила, как, будучи маленькой, глядела на небо, а ее отец, лорд Рифа, крепко держал ее, и тут налетел штормовой шквал. Темные облака, увиденные ею тогда, были самой страшной вещью, которую она когда-либо видела… до тех пор, пока она не заглянула в глаза Лондо Моллари.
- Что было дальше?!
- Потом вы ушли, чтобы больше никогда не вернуться. И я тоже уйду, хорошо?! Хорошо?! - и Сенна разрыдалась.
Потом она отпрянула от него, задыхаясь от слез. Она почувствовала дурноту. Сенна бросилась бежать подальше отсюда, прочь из этой комнаты, и чуть не сбила с ног Дурлу.
Он выпучил глаза, увидев, в каком она состоянии, потом увидел перевернутую мебель и взбешенного императора.
- Это все из-за вас! Это все ваша вина! - выпалила Сенна ему в лицо.
- Юная леди… - начал было Дурла, но не успел договорить, ибо она отвесила ему пощечину, от которой на его щеке остался красный след. Дурла вздрогнул от боли, но Сенна даже не обернулась. Она, тяжело дыша, побежала по коридору, размахивая руками.
Ворвавшись в свою комнату, Сенна сорвала с себя новое платье. Прекрасная, с золотой отделкой одежда с треском порвалась. Девушка кое-как переоделась в вещи, что нашла на скорую руку, и накинула на плечи плащ.
С улицы раздался раскат грома. Небо потемнело от надвигающегося дождя. Но ее это не беспокоило. Сенна больше не могла оставаться во дворце, особенно теперь, когда узнала то, что знает. Оказавшись под дождем, она осознала, что, в сущности… ей ничего неизвестно. И это пугало ее больше всего.